Глава 1 Мёртвые и покойники

Стандартный вариант

Человек, лежащий на смертном одре из травы дарбхи и листьев
туласи, на земле, покрытой коровьим навозом, получает полное
очищение, подобно тому, кто выполнил искупительные обряды.

Гаруда-Пурана II, 19,27

  Чтобы прояснить детали того, как эти самые крестьяне "выкручиваются" из сложной ситуации, давайте рассмотрим похороны их односельчанина, умершего обычной смертью.
  Во-первых, ему не позволят умирать на обычной кровати. Смерть на ней осквернит как её, так и место, где она находится. Если такое произойдёт, то кровать следует сжечь как нечистую, а самое место подвергнуть суровому очищению, прежде чем его займёт другая кровать. В противном случае говорить о возможности удаления души умершего из этого дома вряд ли получится. Все, кто после этого решится спать на этой кровати, "поимеет" весьма нежелательные "контакты" с душой умершего. Так что в русских деревнях умирающего старались, по мере приближения к смерти, переложить на смертный одр. "Одр" (от слова "драть, отдирать") означает настил из сломанных, но не срубленных или спиленных деревьев. Такой метод изготовления смертного одра предполагал особую, неокультуренную природу создаваемого настила. Нахождение на нём, в некотором роде, облегчало умирающему возможность покинуть этот мир. Находясь на "одре", он как бы "отрывался" от окультуренного пространства, что позволяло ему умереть более лёгкой смертью² .

  Чаще всего этот "одр" делали на санях, ибо у славян было принято, независимо от сезона, именно на санях, своего рода "земных кораблях", отвозить умершего на кладбище ³. В сани обычно запрягали старую и бесполезную в хозяйстве лошадь, которую после поездки на кладбище полагалось умертвить. Дабы через неё умерший не нашёл бы обратного пути домой. Со временем понятие "одр", как особое лежбище на санях, перекочевало на название самой лошади. И в современном русском языке "одр" означает именно старую и бесполезную лошадь.

"Прошка лёг под образа,

да и выпучил глаза"
Русская пословица

    Но на санном "одре" умирали не всегда. В ряде селений и местностей был "смертный одр" и в избе. Он представлял собой особую "смертную" лавку, которая (из-за особых своих качеств) всегда находилась в "нечистой" части избы (в сенях, у печи или у порога). Когда у человека становились видны признаки оставления "этого" света (округление глаз, убегание с его тела вшей, заострение или скашивание набок кончика носа, резкое посинение переносицы, неожиданно сильное "побеление" верхней губы, дыхание сразу через две ноздри и пр.) его перекладывали на ту самую смертную лавку⁴ . Кроме подобных случаев, лавка использовалась для целей лечебной магии, ночёвки чужаков (странники, нищие, пастухи и пр.), обрядов отправления членов семьи "на чужбину"⁵ и т.п.

  И вот крестьянин умирал. После трёхдневных бдений над ним, практически безостановочного чтения молитв, родственники совершали обряд выноса покойного. Если это действие выполнялось правильно, то дух (призрак) умершего должен был проследовать за своим телом⁶. Родственники же прилагали особые усилия, чтобы он не просто проследовал, но и "забыл" место своего умирания. Для этого умершего выносили вперёд ногами, не касаясь при этом дверных косяков, трижды опускали гроб и т.д. Причём, весьма желательно было тело выносить не в дверь, а в окно или двери хлева, который обычно вплотную примыкал к жилой избе. Иногда даже разбирали часть северной или западной стен.

  Для того, чтобы надёжнее "запутать" призрак умершего, похоронная процессия двигалась на кладбище самой длинной и самой извилистой дорогой. Сани с умершим по несколько раз заворачивали на одних и тех же перекрёстках. Лошадь, на которой тело усопшего везли на кладбище, нередко перепрягали перед возвращением домой.  Оставшиеся в доме старались сделать его неузнаваемым для умершего. Сразу за погребальной церемонией закрывали и даже иногда завязывали на полотенце входные ворота. В доме переставляли мебель, переворачивали вверх ножками столы, стулья, табуреты, стремились "смыть" все следы почившего. Мыли и перемывали стены, лавки, пол, посуду. По "смертному одру" сначала наносили удар топором, чтобы отсечь смерть, а затем выносили в курятник, чтобы его мог "опеть" петух - известный гонитель нечистой силы. Все эти процедуры должны были закончиться к моменту, когда умершего похоронят.

  Возвращаясь к похоронной процессии, следует также упомянуть, что за пределами села на первом же перекрёстке она обязательно останавливалась. Гроб с усопшим на некоторое время ставили на землю. Это делалось на случай возможного "сбегания" души с кладбища. В таком случае "беглянка" должна была счесть местом своего умирания не то место, где она действительно отходила от тела, а место остановки погребальной церемонии. И "зависнуть", соответственно, над ним. Только после остановки на первом перекрёстке, тело приносили на кладбище, где священнослужитель молитвами "замыкал" его в пределах кладбищенской ограды и указывал умершему дальнейшее "направление движения".

  Действуя подобным образом, крестьяне почти гарантированно могли избавиться от призрака умершего не только в пределах данного дома, но и в пределах всего села. Что же касается случая, когда чужой труп обнаруживали на территории крестьянской общины - здесь дело обстояло сложнее. Селяне не то что бы рисковали что-то неправильно сделать в ритуале - они не могли его исполнить в принципе. И причиною здесь, как мы уже упоминали, являлось то, что умерший был не известен хоронящим. Они, при всём своём желании, не имели к нему "доступа". Кодом доступа является вероисповедание и "секретное" имя, которое получил этот человек, входя в лоно данной системы. Если оно не известно - все усилия окружающих по "вытеснению" его души с места смерти были бесполезны. Призрак умершего на весьма неопределённое время зависал сразу в двух местах: на месте смерти и на месте хоронения.  В подобных случаях, в русских деревнях обычно делали максимум из возможного в сложившейся ситуации:

• Во-первых, умершего оттаскивали в какую-нибудь яму, далеко за пределами села и просто закладывали его ветками. И так как его не зарывали в землю, а лишь закладывали ветками, то он (мёртвый) с тех пор назывался "заложным мертвяком". Засыпать его землёй было нельзя, ибо земля не могла принять "нечистое". Если же люди нарушали этот запрет, она мстила им неурожаями, ураганами, засухами и заморозками. Дабы никто случайно не мог пройти вблизи места "заложения", его метили - ставили рядом или прямо сверху небольшой ветхий сарайчик.
• Во-вторых, метили и само место, где случилась смерть чужеземца. Здесь ставили маленькую часовенку, куда всякий проходящий должен был (во избежание злобного внимания со стороны неупокоенного мертвяка), положить своего рода плату за проход - щепочку, камешек или что-либо ещё⁷ . По крайней мере, помянуть добрым словом. Данное действие получило название "на помин души".

В принципе, при наличии определённых условий, подобные места (то есть места, неблагополучные для человеческих существ), видны даже невооружённым глазом. В частности, у белорусов Витебской области считается, что над местом, где погребён "неуспокоенный мертвяк", при отсутствии солнца всегда роятся стайки мушек. У украинцев Житомирщины с мухами связано следующее убеждение: если по дому, бестолково жужжа и вяло тыкаясь во все стороны, летает особо приставучая, так называемая, "осенняя муха" - значит, в дом вернулся "неуспокоенный мертвяк". Это предубеждение относится именно к тем мухам, которые, согласно временным реалиям, должны были "уснуть" на зиму, но по каким-то непонятным причинам этого не сделали. Местные жители утверждали, что в образе особо прилипчивой и надоедливой мухи как раз и является неупокоенная душа человека, умершего в этом доме ранее. Этим же и объясняется её особо болезненная "кусучесть".

  Поведенческие особенности неупокоенных мертвецов (причём не только человеческих), время от времени использовалась и в охранно-оборонительных целях. К примеру, на Витебщине, чтобы волки не нападали на скот, жители села совершали обход вокруг села с головой собаки, загрызенной волками же. В Полесье, чтобы уберечь ткацкий станок от сглаза, его крестили убитой сорокой. У сербов в Юрьев День практиковались коллективные обходы села с петухом или змеёй, помещёнными в тыкву. После обхода их закапывали в землю для защиты села от града.

  Естественно, что закапывали и замуровывали живьём не только животных. Случалось, что в стены домов, мостов и иных строений замуровывали ещё живых людей. Часто подобный обряд совершали представители различных сект при строительстве ворот и прилегающих к ним привратных башен зданий особой важности. Живой человек, зацементированный в такую башню, становился своего рода магическим заслоном против всех, кто без разрешения пытался миновать эти врата. Безболезненно, с магической точки зрения, мимо него могли пройти только те, кто, зная о "секрете" ворот, произносили в дверях особую формулу, ограждающую от невидимого "стража". Полную или хотя бы частичную неуязвимость также могли обеспечить:

• Одежда со специальными знаками.
• Амулеты.
• Напитки или пища, состоящие из особых ингредиентов (этими ингредиентами, как правило, были те же продукты, которыми перед смертью кормили будущего "магического стража" до замуровывания).
• Предварительный громкий стук в дверь (теоретически считалось, что громкий звук способен отогнать или лишить дееспособности демонические существа).
• Вхождение только с разрешения хозяина.

Не менее распространёнными вариантами было захоронение "хороших" (имеющих счастливую судьбу, незлобливых, добрых и порядочных) родственников под дверным порогом. Тех, про кого с полной гарантией можно было сказать, что они в своём послесмертном существовании не нанесут вреда живущим. Эти "добрые родичи", с одной стороны, препятствовали проникновению в дом "злого", а с другой, в силу "положительных" черт характера, "узнавали своих" и беспрепятственно их пропускали.

-----------------------------------------------------------------------------------
² Этому же правилу следовало и приготовление смертной одежды. Ткань отрезалась не ножницами, а камнем или пламенем свечи. В некоторых случаях просто отрывалась. Шить надо было с изнанки, "на руках", левой рукой, "на живую нитку", от себя, исключались узлы. Нельзя было готовить смертную одежду в праздничные дни. Часто её просто не дошивали до конца.
³ В древнерусском языке выражение "сидеть в санях" зачастую означало - "быть одной ногой в могиле", "ожидать смерти".
⁴ В принципе, для людей с повышенным порогом чувствительности (малые дети, глубокие старики, нищие, убогие, тяжелобольные и пр.), особенно если они находились в повышенно-эмоциональном состоянии, была возможность впрямую "видеть существ", свидетельствующих о предсмертном состоянии умирающего. Обычно считалось, что если провозвестники судьбы (духи болезней, смерть, ангел и пр.) находятся в ногах умирающего, то его смерть неизбежна. Если же они находятся "в головах" - то ситуация находится "под вопросом".
⁵ Последний обряд, несколько в изменённом виде, сохранился и в современной городской культуре. Согласно нему, перед поездкой куда-либо, отъезжающий должен некоторое время посидеть на стуле ("присесть на дорожку") в молчании, а затем уже трогаться в путь. Смысловая подоплёка данного обряда состоит в том, что отъезжающий как бы маскируется. С помощью магических процедур (нахождение на смертной скамье, неподвижность, молчание) он как бы временно умирал для "этого" мира, что позволяло ему относительно безопасно выходить в "чужой". Данные действия, в совокупности с особой "выходной", то есть предназначенной для выхода в "чужое" пространство, одеждой, позволяли ему стать своего рода единообразной природы с "чужбиной". Что, в свою очередь, отводило от него внимание многообразных недоброжелательных сил, заполняющих чужое "неокультуренное" пространство.
⁶ У буддистов, для обеспечения возможности правильной "транспортировки" тела умершего к месту кремации, священнослужитель привязывал свой шарф к трупу. Это должно было способствовать обязательности "закрепления" души умершего за его мёртвым телом и гарантированную транспортировку их на кладбище.
⁷ Тем, кому интересна эта тема, рекомендуем обратиться к работам замечательного русского этнографа Д.К. Зеленина и, в частности, к работе о "заложных" мертвяках (которые, правда, у него называются покойниками).