Смерть и воинская традиция. Часть вторая.
Воины и палачи

Категории палачей, образ палача, обязанности палачей,
Ликтор и карнифэкс, чужеродность палачей,
последствия казни, завязывание глаз перед казнью

Палачи

  А теперь поговорим о людях совершенно иной категории, коим обществом также отведена роль лишать жизни себе подобных - то есть, о палачах. Скользкая тема, согласитесь. Сегодня их образ размыт, отталкивающ и примитивен, благодаря полному безразличию учёных и засилью мнения литераторов. Хотя, надо отдать им должное, они далеко не всегда грешат выдумками. Иногда эти литературные образы вполне соответствуют действительности. Вот один из примеров такой действительности. Древнейший свод законодательных актов "Законы Ману" сообщает нам о палачах следующее:

10.51 Местожительство чандалов и швапачей должно быть вне селения. Утварь, используемая ими, это утварь, выброшенная по причине изношенности достойными. Имуществом их могут быть только ослы и собаки
10.52 Одеждами - одеяния мёртвых, пища должна им даваться в разбитой посуде, украшения их должны быть из железа и они должны обязательно кочевать
10.56 Им полагается всегда, по приказу царя, согласно шастрам, умерщвлять приговорённых к казни; они могут забирать одежды казнённых, ложа и украшения

  Подобная же информация сохранилась в анналах древней Германии. Там преступников, согласившихся выступить в роли палача, освобождали от наказания. Считалось, что этого им вполне достаточно. У древних скандинавов преступник, находящийся "в бегах", самостоятельно обнаруживший и казнивший трёх таких как он, мог снова вернуться в общество. Однако, известны примеры и противоположного свойства. Так, в древнем Риме (точнее, ещё и в древней Этрурии), лишением человека жизни по приказу богов занималась особая группа людей, под названием "ликторы". Они были римскими гражданами и набирались из числа вольноотпущенников. Слово "ликтор" в переводе с латыни означает "тот, кто осуществляет связь". Исходный глагол в этом слове - "ligare" (связывать, спутывать). Тот глагол, что входит составной частью в "religare" и является основой для русского слова "религия".

  В древней Германии палаческие функции выполняли родственники потерпевшего или сами судьи, выносившие приговоры. А судьи того времени, как известно, не принимали решений под воздействием собственной прихоти или морально-нравственных категорий. Их устами говорили сами боги.

  Совокупно эти примеры показывают, что испокон веков существовали две совершенно разные группы людей, исполняющие, казалось бы, одну и ту же работу. Причина подобной раздвоенности - разница в социальном положении наказуемых: были палачи для "своих" и были для "чужих" (рабов, изгоев, преступников, чужестранцев). Так, в древнем Риме наказанием граждан занимался "ликтор", а всех прочих - "карнифекс" (carnifex (лат.) - разделывающий мясо, мясник).

  К чему, казалось бы, такие сложности? Почему казнями не может заниматься один и тот же человек? Вероятно, потому, что согласно мировоззрению римлян, ничто не заканчивается отсечением дурной головы от безвинного тела. И тот, кто выполняет казнь, должен отдавать себе отчет - в случае неверно выполненного обряда его жизнь исполнится нежелательными событиями и неприятными сюрпризами. Убийца и убитый поменяются ролями и душа убитого начнёт тянуть его к себе.

  Посему, когда речь заходит о казни за прегрешения раба, иноземца, изгоя и прочих, в чьей природе "сквозила" чужеродность, вершившие казнь понимали - помочь упокоиться этому человеку в "ином" мире они не смогут. А значит того, кто лишит его жизни, ждут проблемы. По этой причине желающих на роль палача среди общинников не находилось. В итоге обязанности палача возлагались на представителей так называемых "отбросов общества". Причём, приветствовалось наличие умственных отклонений или животный образ жизни. Подобное предпочтение проистекало вовсе не из ханжеского прагматизма - мол, душа казнённого будет охотиться на того, кто заслужил сие своей мерзкой жизнью. Причина кроется в другом. Согласно представлениям традиционной культуры, так называемые "отверженные" - это посланцы "иного" мира в "нашем". Такие же, как шаманы, колдуны или медиумы. Разве что способности у них иные. В любом случае, они "нездешние", в силу чего обычные люди их и сторонятся. Именно пятно "нездешности" позволяет им избегать ответственности за совершение казни: душа убитого зачастую просто не способна различить их на "этом" свете. Будучи чуждыми и "там", и "здесь", они бродят до поры до времени, исполняя своё нелёгкое жизненное предназначение.

  Правда, "отверженные" безнаказанно для себя могут лишь вычеркнуть обозначенного человека из списков живых. Вписать же его в книгу успокоенных - нет! "Отверженные" переводят живое в "неуспокоенное" мёртвое. Избавляя общество от проблемы, они не способны до конца осуществить гармонию мироздания - дать приют душе усопшего. Именно поэтому чужаков хоронили в строго определённых местах, приближаться к которым, без надобности, строжайше запрещалось. Не имея возможности успокоить такие "беспутные" души, человеческое сообщество, во избежание возможной мести, обычно проводило в подобных местах "кормление". Считалось, что уж лучше время от времени подкармливать неуспокоенные души, чем "иметь" проблемы по причине их злокознённости.

  В случаях же, когда казнь проводили "обычные" люди, важнейшим условием безопасности являлась необходимость оградить их от последнего взгляда умершего (считалось, что первый, попавший в поле его зрения после смерти, последует за ним). Отсюда берет начало традиция палачества многих народов мира - надевать жертве на голову мешок или завязывать глаза.

"Я лично видел и слышал это сам - как в начале войны расстреливали за побег семерых наших высших офицеров в лагере под Владимиром-Волынским. Раненые, жутко избитые, они стояли, поддерживая друг друга. Всё это приготовился снимать фотограф. Унтер завязал им глаза, но они срывали чёрные повязки. Тогда им было приказано повернуться к стене, но опять ничего не вышло. Офицер крикнул солдатам: "Поставьте их на колени!" Но, цепляясь за стену, они поднимались опять и опять. И тут присутствующий генерал почти выкрикнул в лицо унтеру: "Хотел бы я, чтобы так встречали смерть и наши солдаты!" И пошёл к выходу вместе с другими офицерами…

В.Вишневский из кн. "Я видел это сам (новые письма о войне)".