Смерть и воинская традиция. Часть вторая.
Воины и палачи

Зачем поют славу, слава и известность - понятия антиподы, ценность славы,
обряд "слава" в народной традиции, подвиг генерала Пайари, воинские погребения,
битва при Аргенузах, практика непогребения героев среди американских индейцев, судьбы бёрсерков

" Знай же, Фер Диад, - сказал Кухулин, - что не пристало 
тебе выходить на сражение со мной из-за вражды и раздора, 
затеянных против меня Медб и Айлилем. Каждый, кто был  здесь,
погиб без успеха и славы. Так, без успеха и славы, погибнешь и ты". 

"Похищение быка из Куальнге"

"Здесь всё принадлежит тебе по праву.
Висят кругом дремучие дожди,
Отдай другим игрушку мира - Славу,
Иди домой и ничего не жди"

  Упрощение понятия "слава" породило серьёзное искажение его смысла. В связи с этим современному человеку взаимообмен "жизнь - за славу" кажется весьма неравноценным. Он прекрасно понимает воинский риск за деньги, контрибуции, страховые выплаты, пенсионное обеспечение, и, конечно же, за любовь! И не понимает, почему воины древности предпочитали сражаться за какую-то эфемерную категорию. Да, существует кодекс воинской чести, романтика и всё такое. Однако, разве все это, слава, в том числе, - не просто поэтическая метафора. Разве стоит из-за неё совершать пусть прекрасные, но безумства?

  Рассуждая о ценности славы, мы часто оказываемся в ловушке собственной неточности. К примеру, сегодня для многих "слава и известность", несмотря на их явную корневую несхожесть, практически синонимы. Между тем, не надо быть "семи пядей во лбу", чтобы открыть одну из славянских энциклопедий и прочитать, что "слава" в народной традиции - прежде всего обряд, совершаемый потомками по отношению к предкам. И "славить" можно лишь тех, кто уже умер, кто благодаря величию своего подвига, уже поднялся в лучшие миры. А если человек совершал подвиг и оставался при этом жив, петь ему "славу" было бессмысленно. К примеру,

"Во время зимней войны 1939-1940 годов случилось так, что финский генерал Пайари должен был в одиночку оборонять позиции от наступающих русских танков. А в распоряжении у него была всего одна, лишённая прицела и ударно-спускового механизма, трофейная русская пушка. Не смотря на это и рвущиеся вокруг снаряды, Пайари удерживал позиции в течении всего светового дня. Он наводил пушку через ствол, а выстрел производил ударом топора по затвору. В результате противник был остановлен, а на поле боя дымились три из четырёх советских танков".

  Характеризуя этот эпизод, можно сказать, что генерал Пайари своим блистательным поведением заслужил известность и почёт, но не славу. А вот если бы он во время во время боя погиб, то было бы верным утверждать, что он влился в ряды воинов Вальхаллы. В этом случае "воспевать ему славу" было бы вполне уместно. Подобное "воспевание" - своего рода, "пища" для пребывающих в мирах героев. (Таких "источников питания" несколько, наши "славословия" - один из них).

  Именно поэтому, с точки зрения сугубо практической, "взыскующие" славы герои никогда не проигрывают. Они совершают подвиги для нас, а мы поём славу им. Таковы правила взаимообмена, установленные мирозданием. Кого-то, возможно, покоробит столь утилитарный подход к понятиям, о которых принято говорить возвышенно и патетически - пусть их! Для нас более важным является осознание того, что никто не гибнет незамеченным. В болотах или пустыне, в условиях всеобщей паники или безнадёжной атаки, от раны в госпитале или с вывернутыми кишками на передовой - любой солдат, честно исполнивший свой долг, обретёт достойное место в воинских мирах. По заслугам получит каждый - боги войны всё видят и не делают исключений.

О воинских погребениях

  Для некоторых категорий умерших задачи обретения "нового" тела и преодоления Реки Забвения могут быть решены совершенно особым способом. В первую очередь это касается воинов. Именно их жизненный путь предполагает весьма специфическое завершение.

  Доводилось ли вам слышать, что иногда павших воинов не погребали? Просто оставляли на поле боя. Причём, не всех, лишь некоторых (что выглядит достаточно странным), поскольку остальных погибших участников того же сражения погребали, как и положено. Казалось бы, святотатство! Но это действительно иногда случалось, в частности, в древней Индии. Упоминаний о такой практике воинских погребений осталось немного и вряд-ли большинству из читающих доводилось о ней слышать. Скорее, наоборот, нам гораздо более известны примеры обратного свойства:

Так, в частности, в 406 году до н.э. афиняне приговорили к смерти своих полководцев выигравших битву при Аргенузах. Казалось бы, за что можно предать смерти победителей? Да-да, именно за это - они не захоронили тела погибших воинов. Не помогло и веское оправдание - сразу после сражения разразилась сильная буря. Мнения афинян не смягчились, полководцы были безжалостно казнены.

  В принципе, логика афинян понятна. Согласно закону, тела погибших должны быть преданы земле и нарушившие его должны уйти в эту землю сами. Жёстко, но, особенно для того времени, справедливо. Тем не менее, реальны и факты обратного свойства, когда погребения не проводилось (литературные источники, в частности индийские, свидетельствуют об этом).

  Правда, обязательное захоронение погибших воинов характерно в основном для Старого Света. В Новом Свете, на землях индейцев Америки и Канады, ещё в середине 19-го века погребения для воинов отсутствовали в принципе. И свидетельств этому - множество! Юрий Стукалин, автор прочувствованной и возвышенной книги об индейцах "Хороший день для смерти", приводит их неоднократно:

"Сиу считали, что хорошо оставлять тело погибшего воина на вражеской территории. В этих случаях они говорили: "Лучше остаться лежать обнажённым, чем гнить на помосте!" Иногда они складывали своих погибших воинов в ряд на поле боя или около него.

  Шайены считали, правильным, если тело будет съедено волками, койотами или орлами и будет разнесено по всей прерии. По их мнению, лучше всего было погибнуть на открытой равнине, где любой сможет увидеть останки храбреца. Когда шайен или арапах погибал одетым в военный головной убор и украшенную скальповыми прядями рубаху, считалось почётным для погибшего оставить его тело одетым на разграбление врагам. Если погибший оставил свой военный головной убор или хорошую лошадь дома, то их обычно отдавали кому-нибудь из членов военного общества, к которому он принадлежал.

  Из-за обычая оставлять тела погибших на поле боя, места крупных сражений превращались в своего рода братские могилы на открытом воздухе. Джеймс Томас в 1810 году побывал на месте, где двумя годами ранее произошла битва между 1500 человек черноногих и 800-стами человек плоскоголовыми и кроу. Битва была крайне кровопролитной и с обеих сторон полегло много воинов. Спустя 2 года поле всё ещё было усеяно останками погибших. Томас был поражён увиденным: "Черепа и кости валялись повсюду в огромном количестве!"

Европейцам, привыкшим к совершенно иным реалиям, представляется разумным объяснить подобные факты тем, что брошенные на поле боя, по всей видимости, плохо сражались. Плохо сражались - их и бросили гнить! Такое суждение совершенно ошибочно. Как правило, именно "не погребенные" сражались лучше всех! Более того, именно их воинский подвиг как раз и был безупречен. Как уже отмечалось, воины, павшие смертью героев, сразу устремлялись на небеса. Минуя и пограничную зону, и реку забвения. Все потому, что героически сражавшийся воин смог взрастить в себе "новое" тело ещё при жизни. Сражение же и было той рекой, которую он, благодаря безупречному поведению в бою, свободно преодолевал.

  Хотя и здесь всё не так просто. Вот, к примеру, скандинавский бёрсерк. Рычащий от гнева, несколько часов кряду яростно рубившийся с врагами и, в конце концов, погибший. Причём, погибший как положено - с мечом в руках, лицом к противнику, залитый кровью от множества ран. Способен ли он тут же обрести новое тело и пересечь реку забвения? Выясняется, что нет.

  Причина в следующем. Древнеперсидская пословица гласит: "Сердце настоящего воина неизменно, как булат, ничего на нём не напишешь и ничего с него не сотрёшь!" Сердце же данного бёрсерка не является подобным булату, оно податливо воздействию человеческих чувств. Ярость и гнев пишут на нём свои письмена малиново-кровавыми буквами, а это значит, что для него проход в лучшие воинские миры по "зелёному коридору" закрыт. Данный бёрсерк взращивал в себе отнюдь не "сияющее тело вечности", но "малиново-красное тело гнева". Поэтому он либо просто зависнет в пограничной зоне, либо станет добычей того существа, которое провоцировало его на совершение гневных поступков.

  Но это то, что касается бёрсерков. Что же касается остальных существ (даже не воинов), то следует сказать, что, в принципе, взрастить в себе "тело бессмертия" может каждый. Важное уточнение: каждый, живущий безупречным образом. Но что такое "жить безупречно"? Говоря кратко, это умение следовать судьбе в ущерб собственным желаниям. Когда человек поступает так, как ему велят свыше, принимая судьбу - его "тело вечности" растёт и приобретает всё большую светимость. Но если в ситуациях выбора он руководствуется собственными соображениями - оно угасает.

Подобную теорию хорошо иллюстрирует система ценностей, характерная для древней Индии. В целом она укладывалась в три слова: "Дхарма (закон), артха (смысл, выгода) и кама (удовольствие)". Причём, их ценность определяется именно этой последовательностью:



• сначала выполнить то, что положено по Закону
• затем позаботиться о выгоде
• и только после этого можно предаваться удовольствиям.


Такой подход, в принципе, гарантировал сохранение и усиление свечения "тела вечности".

 

  Теоретически, взрастить для себя "тело бессмертия" способен каждый человек, однако каждый понимает, насколько это непросто. Считается, что у тех, кому это удаётся, вокруг тела образуется тончайшее золотое свечение, принимающее над головой форму нимба. Увидеть его возможно с помощью практик концентрации внимания. Было бы желание…

Близкая информация на подобные темы см. статью "Особенности контактов с потусторонним миром"